Было это в году 1981-82.
Я, тогда старший лейтенант, а это звание, кто помнит, первое в большой и успешной (как у кого) карьере офицера, и замполит дивизиона. То есть такой дикорастущий и весьма в себе уверенный ( в чём-то даже очень) товарищ. Дорога впереди была ясна и открыта. И если маршалом мне казалось стать всё-таки трудновато, то уж генерал на моём лбу при утреннем бритье читался очень даже конкретно. Дел у меня, как у всякого строевого офицера хватало. Это не расстраивало, а даже очень наоборот.
Но была в моей службе одна заковыка. Кто служил в те годы, поймёт. Имя ей - НАГЛЯДНАЯ АГИТАЦИЯ. И сейчас, когда я стал взрослым, седым и где-то даже дедом, эти два слова повергают меня в унылую ярость, а на язык просятся слова, за которые даже в мысленном произнесении бывает стыдно.
Ну так вот. Каждое подразделение должно было быть оформлено. Причём не просто так, как захочется тому или иному начальнику. Даже дикорастущему. Нет! Каждый огромный политический начальник в различных штабах, чтобы его не обвинили в ничегонеделании, придумывал свои требования к этой агитации.
Например, в 10 ОА ПВО, в каждом подразделении на стенде соцсоревнования (это тоже отдельная тема) должны были быть нарисованы ядерный взрыв и напись:"Помни войну!". Можете себе представить как рисовали всё это местные умельцы. Если бы эти взрывы видели американцы, они напрочь бы забыли о своих агрессивных планах и полностью бы разоружились.
Но к делу.Как вы помните, господа, в Ленкомнатах в те времена среди прочих атрибутов должны были наличествовать изображения членов нашего славного и не менее любимого Политбюро (писать только с заглавной буквы). Были эти портреты и в нашей Ленкомнате. Висели они в красивых рамках, в красном углу. А надо вам напомнить, что отчего-то в это самое время, начали они, эти самые члены помирать. Что ни месяц, то: "...После тяжёлой и продолжительной болезни, скончался такой-то, сякой-то..." Одним словом горе. В чём тут дело, не знаю. Может горели на работе по обеспечению нашего пути к коммунизму, может от больших дум, как облегчить жизнь своему неблагодарному народу, но помирали прям один за одним. Назначали, конечно, новых. Но вот беда, портреты этих новых до нас если и доходили, то с большим опозданием.
Но я, если вы помните, думал о генеральских погонах в будущем, и потому трудностей не боялся.
Брал я фото с новым товарищем из газеты, перефотографировал его, увеличивал и вклеивал на место головы почившего в бозе предыдущего политического деятеля. Ии так это у меня здорово получалось, что прибывший с очередной проверкой клерк, долго жал мне рук и даже хотел обнять, но потом передумал и доложил о моей инициативе на очередном совещании при подведении итогов. Начальники хвалили, товарищи тихо завидовали. Генеральские лампасы светились где-то там далеко...
Но тут приехал к нам с проверкой большой политический босс. Как-то ему у нас сразу не понравилось. Ещё бы, ни кабака, ни развлечений, баня без сауны, а к обеду для улучшения аппетита - только шило.
Но у меня было тайное оружие: моя Ленкомната. И вот он миг триумфа! Зашли. Смотрю глаза начальника как-то остекленели, в подбородке появилась дрожь, а рукой он начал какие-то пасы выделывать. Потом с собой справился, уставился на меня, и голосом каким зачитывают: "Именем Российской Советской...." меня спрашивает:
- Вы что, старший лейтенант, Политбюро не любите?
Я, конечно, 37-го года не знал, но колени у меня подкосились, спина вспотела, а из гортани донеслось противное хихиканье, шипенье и бульканье. Но начальник был неумолим и повторил свой вопрос. Я хотел немедленно испросить разрешения застрелиться , попроситься на ближайшую войну, дабы смыть позор кровью. Длилось это целую вечность, начальник оттянулся по полной, накормил меня от души.
Оказалось, что при наклеивании очередной головы, я не обращал внимания на их награды и звания. И лепил всё подряд. Ну кто на острове мог знать сколько у того или иного слуги народа звёзд на пиджаке. И налепил очередному не те награды и не туда. А большой начальник служил в большом штабе и знать это всё был ОБЯЗАН!
Воощем, дрючили меня долго и с большим пониманием дела. А потом ещё на всяких совещаниях поднимали и с садистским сочуствием спрашивали, почему я не люблю Политбюро.
Но с другой стороны так ко мне приходил опыт и здоровый цинизм по отношению к вещам к жизни отношения не имеющим.
Вот такая история. Спасибо за внимание и держите себя в руках.
|